Каждой нашей встрече суждена разлука, временная или вечная...
Судорожный взмах руки, горячий поцелуй, стремительный взгляд уставших глаз...
Как много значат они при расставании двух сердец, двух душ, вынужденных оторваться друг от друга и лететь в разные стороны.
Мы прощаемся, и глубокая уверенность в новой встрече дает нам силы достойно проводить Друга и не дрогнуть сердцем,
но иногда цепь встреч и расставаний становится бесконечной, и тогда мы уже не чувствуем потери,
того подавленного ощущения одиночества, которое наполняет наши прощания в детстве.
Так маленький ребенок мужественно сжимает пальцы в кулачок,
быстро моргает, чтобы не заплакать, и прощаясь, жмет тебе руку, оставляя кружок своего сердца в твоей ладони.
В его светлом мире произошла величайшая катастрофа, пережив которую, он начал слишком быстро взрослеть...
Я уже почти забыл об этом чувстве, блуждая в бесконечном лабиринте путешествий.
Лишь забирая рюкзаки из землянки, подумал: "Где же Байкал? Ведь надо прощаться".
Но нам не суждено было встретиться, и Господь уберег доброе сердце Байкала.
Кто знает, что бы случилось с его маленькой душой, если бы мы просто пожали его лапу и взошли на судно?
Пограничники погрузили наши рюкзаки с вещами и рыбой в лодку, и мы поплыли к пароходу, стоящему в бухте.
Было раннее утро, в Русской стоял туман, закрывающий высокие берега, и лишь изумрудная вода с плеском ударялась о борт.
Мы отплыли от берега метров на сто, как вдруг увидели маленькую черную точку,
мечущуюся на оставленном нами берегу, там, где наши следы исчезали в воде.
Это был Байкал. Он в отчаянии бегал по песку, старательно нюхал землю, подкрадывался к воде и в ужасе отпрыгивал назад.
Что-то подсказывало ему, что берег пуст, но он будто не хотел верить и продолжал бессмысленные поиски.
Я хотел крикнуть, в последний раз позвать это доброе черное существо, но потом передумал:
зачем возвращать невозвратимое, оглядываться назад, когда плывешь вперед?
Я смотрел в зеленую чашу воды, на сотни километров отделявшую меня от берега,
и вдруг увидел, как на землю обрушился вечер. Мой Черный Друг дошел, наконец, до землянки,
чтобы ждать нашего возвращения.
Потом, уже поздно ночью, засыпая возле холодной трубы, он подумал: они уехали. Их нет.
Из альбома "Сергей Емец. Живопись." |